Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Ровно в девять утра злой и невыспавшийся Глеб позвонил в приемную Брульи. Секретарша тут же переключила его на кабинет комиссара.

— Я согласен.

— Bravo![9]

Вот, собственно, и все. Приняв столь непростое решение, Глеб ожидал еще каких-то слов одобрения и поддержки, но комиссару сегодня явно было не до этикета.

Вся надежда на Франческу. Глеб набрал заученный наизусть номер. Ему повезло — Франческа как раз собиралась в город по делам. Они договорились пересечься часа через три.

Первым делом Глеб честно, как на духу рассказал о ситуации, в которой оказался, дав согласие на план комиссара.

— Dio mio![10] — Франческа прикрыла пунцовые губы рукой. — А тебе не страшно?

— Еще как, — признался Глеб в тайной надежде набрать в ее глазах лишние очки такой откровенностью.

Было совершенно очевидно, что Франческа искренне переживает и обеспокоена грозящей Глебу опасностью. Эта новость волшебным образом заставила его на время позабыть о собственных страхах. Будто нет и не было ни экстремистов, ни «крота», ни похищенной иконы. Только Глеб и эта невероятная женщина, близость с которой казалась настолько же желанной, насколько недостижимой. Они устроились в уличном кафе. Столики стояли прямо на тротуаре, и поток пешеходов обтекал их с обеих сторон.

Так необходимая в трудный момент поддержка была оказана Глебу с лихвой. Вместо того чтобы расточать стандартные для подобного случая моральные поглаживания вроде «Не волнуйся, полиция знает свое дело», Франческа сосредоточилась и постаралась в мельчайших подробностях вспомнить все, что знала о «Двенадцатибожниках», дабы помочь Глебу точнее оценить возможные риски. Такой подход показался ему куда эффективнее.

Выяснилось, что, по непроверенным слухам, организацией уже больше пяти лет руководит весьма опасный тип — некогда ускользнувший от правосудия бывший боец «Красных бригад», чьего настоящего имени никто не знает. В ассоциации его называют верховным жрецом — Понтификом и утверждают, что это прозвище закрепилось за ним чуть ли не со времен печально известного похищения Альдо Моро.

— Да уж, вдохновляет, — пробурчал Глеб, в глубине души уже начиная сожалеть о том, что Франческа не пошла по пути обычных успокоительных заверений типа «Все будет хорошо» или чего-нибудь в том же духе.

— Мне кажется, тебе лучше знать всю правду. Обманываться куда опасней, — сказала Франческа, будто почувствовав его сомнения.

Глеб кивнул, хотя и не особенно уверенно.

— Ну и чем ты собираешься заниматься, пока исполняешь роль «живца»?

— Буду продолжать углубленные исследования новых сортов вина и граппы.

— О, кстати, о дегустации. Приглашаю тебя в родительский дом. Между прочим, мы тоже производим свое вино. Хочешь попробовать?

— Ты еще спрашиваешь?

— Тогда до завтра.

Родовое гнездо Руффальди, романтично нареченное «Ла-Коломбелла», или попросту «Голубка», оказалось огромным имением в окружении бескрайнего моря виноградников. Чуть поодаль виднелась старинная винодельня и еще пара строений вполне средневекового вида.

Хозяйкой была мать Франчески — Лилиана Руффальди, все еще красотка, хотя, пожалуй, молодящаяся чуть больше, чем следовало. Впрочем, почти юный возраст увивающегося вокруг нее слащавого кандидата в отчимы Франчески наглядно доказывал, что усилия косметологов были потрачены не зря. Что до самой Франчески, то она следила за воркованием сладкой парочки безо всякой неприязни, с какой-то загадочной полуулыбкой. Глеб тоже решил понаблюдать. Посмотреть, надо сказать, было на что.

Судя по углу, под которым отдельные прелести Руффальди-старшей располагались по отношению к горизонту, последние определенно являлись результатом кропотливого труда пластического хирурга, причем первоклассного. Следовало признать, что, несмотря на годы, госпожа Руффальди выгладела потрясающе. Однако все внимание Глеба, понятное дело, было приковано к ее дочери. Тем более что статями та явно пошла в маму.

Несмотря на худобу Франчески, там, где нужно, было все, что нужно. Если не сказать большего. Глядя на красно-фиолетовое платье из тонкого трикотажа, подчеркивающее женственные формы, Глеб вспомнил рассказ древнеримских летописцев о том, как Нерон, как-то певший перед публикой, заметил среди зрителей женщину в одеянии пурпурного цвета, который он незадолго до этого запретил к ношению, оставив лишь за собой исключительное право его использования в императорском гардеробе. Разгневанный Нерон тут же приговорил дерзкую модницу к двойному наказанию: прилюдному раздеванию и конфискации имущества. Глеб, к собственному стыду, поймал себя на мысли о том, что он бы, пожалуй, не без удовольствия посмотрел на исполнение как минимум первой части этого приговора в отношении Франчески.

Ознакомив гостя с элегантным убранством бесчисленных комнат, графиня Руффальди подала сигнал к обеду. Вся компания уселась за огромный стол, накрытый на увитой виноградом террасе. Открывавшийся вид самым положительным образом стимулировал желудочные соки.

Несмотря на высокородный статус хозяев «Ла-Коломбеллы», яства, теснящиеся на столе, были довольно незамысловатыми. Абсолютно равнодушная к внешнему виду еды тосканская кухня полностью сосредоточена на вкусе, особенно на подчеркивании достоинств основного ингредиента поданного блюда. Этот деревенский подход, пожалуй, разочарует пресыщенного изысками ресторанного критика — но не хорошего едока. Ведь формула «все гениальное просто» в полной мере относится и к кулинарии. А посему в Тоскане, как ни странно, богачи и бедняки едят примерно одно и то же. Когда вы голодны, то даже поджаренный хлеб, слегка натертый чесноком и сбрызнутый оливковым маслом, покажется верхом наслаждения, уж не говоря о знаменитых местных сырах, ветчинах и наваристых супах, столь густых, что ложка, бывает, стоит в тарелке, как в крынке со сметаной.

И, разумеется, хозяйка не могла не похвастаться своим вином. Без сомнения, мало что может сравниться с хорошим кьянти, выпитым непосредственно на месте. Будучи бутилированным и перевезенным прочь из родных мест, этот потрясающий напиток теряет едва ли не половину своей прелести. Но если употребить вино в непосредственной близости от давшего ему жизнь виноградника, то неземное удовольствие просто гарантировано. Как будто, вполне в духе древних языческих представлений, за вкусом кьянти следят какие-то неведомые боги местной лозы, на счастье или на беду, очевидно, обреченные оставаться эндемиками этой живописной долины, носящей то же имя, что и прославившее ее вино.